В этом году исполнится пять лет с тех пор, как мы возобновили выпуск газеты «Саровская пустынь» (до этого первый и единственный номер был выпущен газетой «Панорама» совместно с историческим объединением Саровская пустынь). Пять лет – маленькая жизнь. Сколько интереснейших материалов прошло за эти годы на страницах «СП», сколько пришлось поездить по округе, сколько узнать нового, порой - не побоюсь этого слова - сенсационного, сколько забытых или утраченных страниц истории нашего края удалось вспомнить, а где-то даже восстановить. Откинув ложную скромность, можно с гордостью заявить: мало найдется уголков в окрестностях, где еще не ступала нога корреспондента «Саровской пустыни», куда нас только не заносило случайно брошенное слово, намек или только догадка. Но вот какой парадокс, казалось бы, с каждым годом, с каждой поездкой, с каждой экспедицией неузнанного, непознанного, неизведанного должно становиться все меньше и меньше. Даже у самого глубоко колодца, в конце концов, обнаруживается дно. Ан нет – чем больше узнаем, тем больше понимаем, сколько еще неоткрытого.... Просто однажды, абсолютно ни чем не примечательным днем, приходишь в редакцию, а тебе сходу:

- А ты знаешь, что прямо в лесу недалеко от деревни Куриха спрятана церквушка. Стоит сама по себе, ни кому не принадлежащая, ни кто при ней не живет…

Как говорится, были сборы недолги, а дорога к Курихе казалась более чем легкой. Нам в теплом салоне «легковушки», несущейся цели, и в голову не приходило, какую злую шутку сыграет с нами разгуливающаяся с каждым часом непогода, отмстив за нашу беспечность и легкомыслие. «А» - скоро отомстит и «б» - жестоко… И, когда это случиться, каждый из нас в тот момент, наверняка подумал об одном и том же: цивилизация напрочь лишила нас чувства реальности. Мы забыли о том, что непогода в городе это далеко не то же самое, что на открытых сельских просторах. Лично я, например, честно и добросовестно готовилась к походу, но опять же по-городскому – как в том анекдоте, надела три пары стрингов. Похоже, что так же собирались и остальные, если судить по нарядному галстуку на красивой рубашке старшего товарища и голой шее водителя. Впрочем, об этом позже…

-…Вам до Курихи еще ехать и ехать, - «обрадовали» нас в местном сельмаге словоохотливые тетки, судачившие с продавщицей рядом с лотком с селедкой, жирно поблескивающей упитанными боками. Тетки с удовольствием и подробно объяснили, до какого поворота ехать, за какой сосной свернуть. - …А там увидите узкоколейку, а рядом и школа, про которую вы спрашиваете...

- А кто там нужен? – поинтересовалась ее подружка. Мы ответили: учительница истории Светлана Ларушкина, и тут же услышали встречный вопрос: а зачем? Пришлось более-менее подробно рассказать, что мы из Сарова, из газеты, хотим попросить учительницу отвести нас к церквушке, что в лесу… Закутанные в пуховые платки тетки внимательно слушали нас и дружно кивали головами в знак одобрения обстоятельно сложившейся беседы. Обстоятельно – значит уважительно. А ежели так, значит и люди вроде хорошие…

- Может селедочку купите, свежая, только что привезенная, - видимо решали нас уважить расплывшаяся в улыбке продавщица. Отказать было неудобно, сошли на четырех бананах. Но выбранных ею с такой тщательность, словно себе.



ШКОЛА
Когда мы, наконец, добрались до курихинской школы - трогательной, деревенской, с деревянными ступеньками, крашенными широкими половицами, с валдайским колокольчиком, заменяющий электрический звонок в непогоду, - шел урок. Светланы Ларушкиной не оказалось на месте, подождать ее («она здесь рядышком живет») нам предложили в учительской, где один за другим начали собираться педагоги. Завязалась беседа: о прошлом и настоящем Курихи. Оказывается, название деревни родилось от слова курить. Нет, деревенские не папироски курили, хотя и их тоже, наверное. Здесь было производство по добыче древесного угля. Древесину закладывали в ямы, поджигали и засыпали землей, отчего ямы начинали «куриться». Местные с печальной гордостью утверждают, что когда-то Куриха была центром всей округи: в близ расположенные деревни и села можно было попасть только по здешней узкоколейке. А где работа, там и народ, там и торговля, а значит и жизнь кипит, дома строятся, дети рождаются… Как только закрыли узкоколейку (а это случилось всего-то лет семнадцать назад), Куриха начала быстро если не умирать, то тихо гаснуть. Сегодня в деревенской школе, которая 65 лет учила детишек, получают образование всего 52 ученика. И то – это дети из трех или даже четырех деревень. В следующем году в первый класс учителя ждут всего семерых ребятишек.

- Уезжает молодежь, потому что здесь им работать негде, перспектив никаких, - грустно вздыхали учителя. – Для того чтобы как-то выжить, приходится игрушки деревянные точить. Этим промыслом у нас в каждом дворе занимаются. Так и живем…

Странная штука получается: у Курихи есть прошлое и настоящее. На этом время для нее и остановилось. Хотя жизнь продолжается, люди умирают и рождаются. Каждый день с ними случается что-то новое, с каждой секундой они перешагивают в будущее. А его вроде и нет? Связующая нить между прошлым настоящим и будущем истончаться. Что будет, когда она совсем прервется?.. От грустных мыслей отвлек бодрый голос:

- Я готова! – возвестила переодевшаяся к походу Светлана Ларушкина – хрупкая и стройная, как подросток, наша храбрая проводница. В учительской поднялся легкий переполох, все стали давать нам наставления, пожелания доброго пути. Практически уже на пороге школы меня остановил вопрос нянечки:

- Вы в лесную церковь?

Я кивнула.

- Ой, родненькие, - горестно закачала головой нянечка. Тогда я не придала этому никакого значения, о чем сильно пожалела…


СТРАННАЯ ЖЕНЩИНА

Вообще-то, она выросла не на случайном месте. Рассказывают, в начале 19 века в Курихе появилась странная женщина Анастасия Логачева. Родом она была из села Кудлей, где росла под присмотром мачехи. Видимо, та была неласкова с девочкой и маленькая Настя часто убегала к родному деду – курихинскому пасечнику. Девочке полюбились тихие леса вокруг и, повзрослев, она решали остаться в них навсегда. Говорят, Анастасия даже просила благословения на уединенную жизнь у Серафима Саровского. Но, старец почему-то не дал своего благословения. Анастасия Логачева осталась жить в Курихе, хлопоча об открытии здесь женского монастыря. Ее идея совсем не пришлась по душе местным крестьянам – люди боялись, что у них отнимут земли под монастырь. Потихоньку отношения с Логачевой накалялись, в результате - ее объявили сумасшедшей, и в скором времени ей пришлось навсегда покинуть родные места. Говорят, что покой Логачева нашла в одном из монастырей в далекой Сибири. Там и умерла, приняв, кажется, постриг, к которому она так долго шла. Умерла Анастасия уже старицей Афанасией.

Но монастырь все-таки открыли по благословению Саровского старца. Этого добились (по легенде, у самого императора) духовные подружки Афанасии. И вот в 1809 году Знаменский монастырь в честь Знаменской иконы Божьей Матери принял своих первых послушниц. В 17-ом его, естественно закрыли. Монахинь разогнали, а самых стойких в вере сослали далеко от родных мест. Монастырские бревенчатые стены местные вскоре разобрали на свои нужды и, как рассказала нам Светлана, некоторые курихинские дома до сих пор еще держаться на тех самых бревнах.

-…Уже после перестройки простроили часовенку. А несколько лет назад открылась церковь. Ее возвел в основном на свои и пожертвованные деньги житель поселка Свободный Кукужев. Но рубил и строил церковь он с помощниками лично… Иконы собирали всем миром.

ПО ЛЕСУ

Пока наша машина с огромным правда трудом преодолевала бездорожье, Светлана рассказала, что церквушка в лесу никем не охраняется. Нет нужды, люди не хулиганят. Наоборот, каждый приходящий ведет себя в храме, как полагается: помолится, приберется, мелочь на пожертвование оставит. Правда, мелочь эта, бывает, исчезает – «есть у нас один такой» - но люди на это не обращают внимание. Тут Светлана прервала свой рассказ, поскольку машина все-таки увязла в колее. До места оставалось километра полтора по полю и с километр лесом. Что такое три километра? Да, тьфу! И мы пошли пешком. «Мама!» – захлебнулась я обжигающим ветром, ударившим в лицо. Сидя в машине никто из нас, естественно, не заметил, как поземка за окном давно пересела на гигантскую метлу, решив видимо перейти к капитальной уборке, которой этот мир еще не видел. Пару километров до леса мне показались дорогой в ад. Мало того, что идти все время приходилось в позе раба, хоть как-то закрывая лицо от всего того, что больно впивалось в него, таяло, образовывая тонкую ледяную корку, ноги все время проваливались в ямы, наполненные грязной жижей, не успевшей еще промерзнуть. Эти коварные ловушки, припорошенные снегом, возникали, там, где их вроде бы не должно быть. Вот только что прошел и ничего – не провалился впереди идущий. Но, тонкий лед не выдерживал второго. В общем, кое-как, добравшись (я еще подумала: как линию фронта проскочили) до леса, мы наконец-то перевели дух. Зимний лес оглушил тишиной и покоем - самой вечностью.

- Далеко до церкви? – сама не знаю почему, я неожиданно перешла на шепот.

- Километра полтора, - ответила Светлана, хлопая обледеневшими ресницами. В белом пуховом платке, завязанном по-бабьи, она была похожа на снегурочку. В образ не вписывался покрасневший нос с повисшей каплей на самом кончике. Не сдержавшись, я улыбнулась.

- Нравится? – оживилась «снегурочка». – Правда, здесь красиво?

- Кра-а-си-и-во-о-о! – отозвался эхом вышагивающий впереди неунывающий Анатолий Агапов. Эхо легко тронуло могучие ветви сосен и рассыпалось в опавшем снеге. Моя «Снегурочка», попавшая под снежный водопад, звонко рассмеялась. Негромкий смех вызвал новую волну снежного водопада. За ним следующую…Спящий дремучий лес просыпался на глазах, стряхивая с себя белоснежную пелену, и мне казалось, что все это как-то уж нереально - это не со мной, все как-то очень похоже на сказку. Где-то там за лесом шумела пурга, а здесь было так тихо, что было слышно, как падает снег.


РОДНИК

В окрестностях Курихи под снегом прячется несколько родников. Один из них - сероводородный прямо рядом с церковью. Пить из него не рекомендуется, а вот лечиться – можно.

- В Выксе один учитель есть. Он очень сильно болел. Принял несколько ванн в сероводородном источнике и выздоровел, - рассказала Светлана, когда мы практически уже подошли к церквушке, рядом с которой в овраге и бьет незамерзающий родник. Под крышей над ним - икона Серафима Саровского. Мы зачерпнули из колодца кружкой воду, но испить все-таки не решились. Уж больно специфический запах. Тем более, после нашей, саровской… Ну, в общем, кружку мы аккуратно поставили на место, а сами поднялись из оврага к храму.


ХРАМ

Первое, что бросается в глаза, когда перешагиваешь порог бревенчатой церкви – удивительный свет. Кажется, что он исходит от простого дощатого пола, стен, украшенных иконами, трогательных тряпичных дорожек, связанных чьими-то заботливыми руками, салфеточек, бережно разложенных на столиках под иконами. Судя по нетронутому на ступеньках снегу, за последние сутки сюда никто не приходил. А, однако, лампадки горят. Много ли от них света? А такое впечатление, что внутри церквушки живет заблудившейся свет. Кругом лес, зверье, места незнакомые, дикие, а в храме – покой и умиротворение. Словно шел-шел, давно и долго, и, наконец, пришел…

Смотришь в окно, словно не из церкви вовсе, а из какой-то таежной заимки, и не верится, что когда-то жил здесь своей жизнью православный монастырь. И молили в нем женщины о благополучие людям и землям… да не вымолили…

У старинной картины на дотлевающем уже холсте поневоле задержишься надолго творение неизвестного мастера, пори всей своей наивности и вторичности сюжета, чем-то завораживает. Стояла бы и стояла вот так в тихом свете из окон, в мерцании лампад, в сосновом духе и живой тишине… Однако метель за окном не шутит: нужно спешить обратно. Мы рисковали найти по возвращению брошенную в поле машину совсем заметенной.

* * *

Голое поле, колея до краев наполненная ледяной грязью и метель. И намертво застрявшая в этой колее машина.

Помню, как безысходно прозвучало чье-то предложение: а, что, если всем четверым поднапрячься и приподнять машину. В ответ раздался нервный смешок. А было уже не до смеха. Мороз крепчал с каждой минутой, метель свирепела, словно с цепи сорвалась. Ко всему прочему промокшие ноги начали быстро деревенеть, а пальцы на руках ощущались протезами. Маленькая точка тепла еще жила где-то далеко внутри, где-то в районе живота, но с каждой новой неудачей, которой заканчивалась очередная попытка по спасению машины из грязи, крохотная точка сжималась в размерах и в скоре перестала ощущаться вообще. До меня не сразу дошло, что нас женщин посылают в ближайшую деревню за подмогой – иначе будет как в той песне «и никто не узнает, где могилка моя»…


СТАРИКИ СТАРОЙ КУРИХИ

В Старой Курихе мы не сразу нашли жилой дом. А когда нашли, легче от этого не стало.

- Нет у нас лошади, - выглянула из-за печки бабулька, собиравшаяся квасить капусту. – А мужики у нас вона – все на печках!

В подтверждении своих слов она отдернула занавеску на печи, из-за которой нам улыбнулся беззубый дед.

- Идите в дом Нюры. У них хотя бы телефон есть.

Я уже плохо помню, как мы добрели до дома с телефоном, как поднялись по ступенькам, как открыли тяжелую, обитую дерматином дверь. Более-менее сознание начало работать, когда мы оказались на пороге избы, стоя плечом к плечу в дверном проеме. Перед нами была еще не старая женщина, как позднее выяснилось, это и была тетя Нюра. Горюнова тетя Нюра. Я не знаю, что такого увидела на своем пороге эта добрая женщина, могу лишь догадываться, поскольку она сначала ойкнула, за тем всплеснула руками:

- Да ты, девка, совсем околела!

Я попыталась сообразить, кто из нас девка, но, когда хозяйка бросилась ко мне, пытаясь стащить с ног ботинки, все стало понятно. Тетя Нюра сунула мне только что снятые с печки шерстяные носки, подтолкнув легонько в спину: «Иди отогревайся – да попой, попой поближе» Убедившись, что одна жизнь спасена, тетка бросилась помогать моим спутницам.

ТЕТЯ НЮРА

- Давайте, девоньки, к столу. Да не разувайтесь – полы-то все равно мыть нельзя.

- Почему? – удивились мы.

- Да грех святой водой полы мыть. Десять дней с Крещения нельзя ей мыть.

Пока тетя Нюра метала на стол все, что Бог послал: картошечку из печи, грибочки соленые с лучком на подсолнечном масле, хлеб ломтями, поверх которых уже таяла свежее сливочное масло, розеточка с вареньем, с сахаром, я стояла возле печки и медленно возвращалась к жизни. Пальцы начало ломить аж до слез, но я ни на миллиметр не отодвинулась от печи. Русской. Настоящей. Она гудела - говорила на непонятном языке, но это было неважно. Печка ворчала, так, как ворчит близкий и родной человек. Она отдавала тепло шершавыми боками и чем, больше я его у нее забирала, тем тише и тише она гудела. Или мне казалось…

- Ты там не заснула? – окликнул голос тети Нюры. – Иди к столу – лечить тебя буду.

Хозяйка налила стопку чего-то прозрачного, как слеза и стеклянные стенки моментально покрылись капельками.

- Пей до дна, - скомандовала врачевательница. – Да не нюхай. А пей…Ну, вот и умница. Теперь выдыхай и ешь. Масла не жалей…

Накормив, напоив незваных гостей, хозяйка приступила к расспросам: мол, откуда и куда. Стыдно признаться, но только тут я вспомнила про оставленных в поле среди метели наши мужиков.

- Да сиди, не дергайся, - вернула меня на место тетя Нюра. – Света уже вызвала машину. Теперь ждем ответного звонка.

-…Нечем мне вас, девки, и угостить-то, - сокрушалась хозяйка, кинувшись рыться в кухонном шкафчике. – Как бы знать, что вы ко мне зайдете, в магазин сбегала бы. А так вот, - хозяйка поставила на стол вазочку с тремя конфетами. – Извините, больше у меня нет…

Я не знаю, как сложиться моя жизнь дальше, я не уверена, что когда-нибудь дорога вновь приведет в деревню Старая Куриха, Я не знаю, свидимся ли мы еще с тетей Нюрой? Но эти три конфетки – не шоколадные, «копеечные», карамельки в «фантиках» – забыть не возможно. И, если когда-нибудь, мне понадобятся силы (а они обязательно понадобятся), если когда-нибудь от меня потребуется то, что за несколько минут отдала нам тетя Нюра Горюнова, я знаю что делать: вспомню эти три карамельки…

* * *

…Подмога пришла быстрее, чем мы ожидали. Случайно подвернувшийся вездеходный ГАЗ-66, выволок нашу «легковушку» на твердое место. Уже потом один из нашей команды нехотя признался, что уходя последним из лесного храма, тайком помолился – не оставь, мол, нас Господи в этой грязи посреди поля… Не оставил.

Возле школы мы распрощались с нашим проводником – Светой. Света, Светлана Николаевна Лаврушкина, энергичная и веселая - наш храбрый проводник и ангел хранитель. Кто-то другой на ее месте, наверное, давно бросил бы сумасбродных горожан, которых понесло в такую погоду черт знает куда. А она пошла, вместе с нами пыталась вытянуть машину, вместе с нами мерзла, повела нас искать подмогу. Она была с нами от начала и до конца. Почему? Зачем?.. Трудно сказать. Я знаю только одно: мир не рухнул до сих пор только потому, что есть на земле такие женщины. Это на них все держится. На таких, как Света и тетя Нюра.

Елена КРИВЦОВА (газета «Саровская пустынь», №1, январь 2007 года)